Пьер-Кристиан Броше выставил свою коллекцию современного искусства в новосибирском аэропорту Толмачево. Впервые у нас появилась возможность посмотреть, чем занимались ведущие художники отечественного contemporary art последние 20 лет.
Коллекционеров современного отечественного искусства в России можно сосчитать по пальцам. Собирать наших современников — с прагматичной точки зрения вообще дело рискованное. Во-первых, сложно предсказать, будут ли известные ныне имена что-либо значить через 10–15 лет, поэтому коллекционеры предпочитают делать инвестиции в надежную классику и антиквариат, который с годами стабильно дорожает. Во-вторых , в погоне за модными западными арт-трендами, также не застрахованными от участи мыльных пузырей, отечество в очередной раз рискует остаться без пророка. Нет нужды далеко ходить за примерами — таже экс-новосибирская арт-группа «Синие носы» с успехом обживает столичную галерею Марата Гельмана, принимает участие в крупных западных биеннале современного искусства, то и дело становится причиной масштабных скандалов, при этом в родном Новосибирске оставаясь любимцами в основном выставок маргинального толка и студенческой молодежи из художественных вузов.
По этой причине выставка частной коллекции современного отечественного искусства Пьера-Кристиана Броше «Будущее зависит от тебя. Новые правила», проехавшая транзитом по нескольким российским городам, стала беспрецедентным событием и одновременно показала срез русского contemporary art. Броше прибыл в Россию в самом конце 1980−х, в период общественного и политического слома, и застал здесь мощный культурный взрыв, сопровождавший высвобождение и расцвет андерграунда. Вот уже почти 20 лет француз Броше собирает новое российское концептуальное искусство, причем тех художников, с которыми был знаком лично. Какими путями ему удавалось пополнять коллекцию — особая история. В частности, в конце 1980−х московские и питерские художники, будучи не в состоянии снять или купить мастерскую, объединялись в так называемые сквоты — незаконно занимали пустующие здания и устраивали в них целые комплексы мастерских. Это удобная форма своего рода творческой коммуны, где зритель мог сразу увидеть много работ, напоминала богемное общежитие «Улей», существовавшее в Париже начала ХХ века, которое населяли известные художники модерна — от Модильяни до Шагала. Когда в 1994 году нескольких московских художников просто-напросто выгнали из одного из незаконно занятых сквотов, и они, не зная где хранить свои работы, просто бросили их, Броше пристроил их себе в коллекцию.
Сейчас в его собрании есть практически все значимые художники, которые за последние 20 лет фактически и сформировали русское contemporary art. В отличие от других городов, где выставка проходила в крупных музеях, в Новосибирске организаторы были сильно ограничены пространством для экспозиции, которым стал аэропорт Толмачево. Поэтому коллекцию Броше мы смогли увидеть в существенно ужатом виде — и без знаменитых грубо отесанных скульптур собак из поролона Сергея Шеховцова, и без инсталляции с табуреткой и палитрой Юрия Альберта, обыгрывающей знаменитую работу дадаиста Дюшана, в начале прошлого века прикрутившего к табурету велосипедное колесо. Но это не отменяет того факта, что новосибир­ский зритель еще не видел столь крупных проектов в области современного искусства и вряд ли увидит в ближайшем будущем. Это касается не только перечня авторитетных в современном искусстве имен, но и новых технологий, которые это искусство активно используют. Достаточно упомянуть хотя бы открывающую выставку видеоинсталляцию Айдан Салаховой: статичное изображение невесты, отпечатанное на ;масштабном черном холсте, сливается с ее движущейся видеопроекцией, в которой девушка бросает букет.
Одна из главных забав современного искусства, определившая выставку, — постмодернистские игры аллюзиями. В частности, Владислав Мамышев-Монро, знаменитый своими бесконечными перевоплощениями, уровень иронии в этой игре доводит до комедии абсурда. В середине 1990−х портреты, где в образе извест­ных исторических личностей— от Гитлера до Христа— предстал сам художник, Мамышев-Монро вывешивал как баннеры прямо на улицах Москвы. Броше привез в Новосибирск мамышевские перевоплощения, выполненные в разных жанрах: начиная с видеоарта «Штирлиц», где в стилизованной под черно-белый немой кинематограф манере художник жеманно сыграл роли и самого Штирлица, и его жены, и заканчивая работами, четко выдержанными в эстетике Энди Уорхола. На последних Мамышев, изображая то Мэрилин Монро, то знаменитый автопортрет Уорхола, густо раскрашивает лицо масляной краской, добиваясь эффекта грубой светотени. Он будто выворачивает эстетику поп-арта наизнанку, причем с помощью утрированной уорхоловской же техники — яркие анилиновые цвета в образе Мэрилин Монро наплывают друг на друга, зияют отдельными масляными пятнами, а слои краски будто идут свежими трещинами и немного оползают. В другой работе — огромном фотопринте на пластике, выполненном в роскошной викторианской стилистике и заключенном в массивную золоченую раму, — Мамышев запечатлел себя в образе Елизаветы, чье роскошное платье занимает почти все пространство картины.
Творческий дуэт Владимир Дубосарский Александр Виноградов, вдохновляясь китчем, образами рекламы и музейными штампами, создают своего рода масскультовые лубки, иронизирующие над массовой конъюнктурой и рублевскими вкусами, которые обращают в попсу даже музейные экспонаты. Их огромные цветастые полотна — это нарочито нелепые коллажи, сталкивающие классику живописи с гламурным масскультом: в фон известной картины, будь то «Сенокос» советского художника Аркадия Пластова или захватанное «Утро в сосновом бору» Шишкина, художники крупным планом вписывают глянцевого вида лица девушек, словно скопированных из рекламных макетов.
Эксгумировать музейную классику и задать ей живой пульс решила и Ольга Чернова, которая в видеоарте «Третьяковка» прошлась по легендарной галерее с видеокамерой, при съемке имитируя блуждающий взгляд. В результате мы видим знаменитые полотна как бы глазами посетителей, то скользящих по картинам взглядом, то рассматривающих мелкие детали — камера попеременно берет крупным планом то верещагинскую груду черепов, то пукиревский «Неравный брак», позволяя нам разглядеть даже сеточки каркелюра на поверхности полотен. Камера настолько динамично маневрирует вдоль и поперек картины, что какой-то момент классическая сцена вдруг перестает быть статичной— персонажи будто оживают, создавая впечатление хаотичной репортажной съемки.
Участники арт-группы «Синие носы», обычно выступающие в формате концептуального стеба, в качестве своего ироничного цитатника выбрали супрематический период Малевича. Их знаменитый «Кухонный супрематизм»— серия фотографий, на которых с помощью ломтей черного хлеба и колбасной нарезки художники воспроизвели работы русского авангардиста. Так, для того, чтобы обозначить «Черный квадрат», достаточно положить на обшарпанный белый стол кусок ржаного хлеба, а незатейливо нарезанная разноцветная колбаса, в форме креста размещенная на обычной тарелке, фактически дословно воспроизводит композицию «Мистического супрематизма» Малевича. О его же «Черном квадрате» заставляет вспомнить и серия работ Юрия Альберта «Работы со старыми текстами 1981–1982»— несколько однотипных чистых холстов с выровненными по центру и написанными через трафарет черной краской фразами в духе «Эта работа должна выглядеть так, как будто не было авангарда начала века» или «Не исключено, что это— самая интересная из моих работ».
Имеется в коллекции Броше и актуальное искусство, жонглирующее штампами культуры общества потребления и неравнодушное к политике. В частности, в Новосибирск привезли работу молодого чеченского художника Алексея Каллимы Adidas— целый город, начиная с очертаний домов и заканчивая закатным небом, нарисованный с помощью разноцветных печатей с логотипом Adidas. Глянцевые образы рекламы будто органически разлагаются в серии работ «Экстази» Анны Броше, которая рисует девушек в наркотическом экстазе — то грубыми мазками масляной краски на огромных экспрессионистских холстах, то лаком, небрежно растекающимся по стеклянной поверхности подсвеченного лайт-бокса словно струйки крови.
Не обошлось и без кокетства с политикой в лице Олега Кулика или группы «АЕС+Ф». Последние были представлены ставшим уже идейным клише фотоколлажем из серии десятилетней давности «Исламский проект»— изображением статуи свободы в парандже и с Кораном в левой руке. Олег Кулик — художник куда более радикального толка, чьи перформансы всегда балансируют на грани нервного срыва и предельного натурализма. Так, новосибирцам был показан его известнейший видеоперформанс «Я кусаю Америку, Америка кусает меня», который художник устроил в начале 1990−х в одной из крупнейших галерей Нью-Йорка. Несколько дней абсолютно голый Кулик в собачьем ошейнике провел в железной клетке в роли собаки — имитируя животные повадки, рыча и кидаясь на заходивших к нему людей. Не менее жестка и другая работа художника «Не могу больше молчать! Страсбург, Европейский парламент» — огромная фотография, задокументировавшая травматичный перформанс 1996 года, в рамках которого Кулик на манер распятия привязывал себя к изображению британского флага истоически подставлял голую грудь для раскаленного стального клейма вформе логотипа Евросоюза, с дымком отпечатавшего на коже розовые звездочки.
Похоже, физическая боль и прочие техники эпатажа— последняя надежда современного искусства. Иначе докричаться до зрителя уже почему-то не получается.